Одна из самых прочувствованных и берущих за душу глав книги Ализы Маркус «Кровь и война: РПК и борьба курдов за независимость». Трогательная история из партизанской жизни.
Книга Маркус необъективна и предвзята, многие её суждения продиктованы либеральными убеждениями автора. И всё же — обилие живых и личных историй курдских революционеров проливают много света на то, как уже много десятилетий идёт тяжёлая и противоречивая борьба Рабочей партии Курдистана.
Хуссейну Топгидеру было 40 лет, когда он влюбился. Женщина была намного моложе: партизанка по имени Хевидар, новый боец, присланный в горы Гарзана, где Топгидер в 1992 году командовал отрядом численностью примерно 100 человек. «Я помню день, когда она приехала, — пишет Топгидер в своих неопубликованных воспоминаниях, которые он дал мне спустя несколько месяцев после нашей первой встречи, — она производила впечатление человека, которого легко испугать, человека робкого.
Хевидар, которой на тот момент было 18 лет, была уже второй из своей семьи, кто присоединился к Рабочей партии Курдистана. До неё была сестра, но с тех пор никто ничего не слышал о ней. Похоже, она погибла в бою. Вероятно поэтому Хевидар не сказала родителям о своих планах. Как она позже сказала Топгидеру, одной из причин уйти к партизанам было желание уйти от родителей, с которыми у неё были постоянные споры. Но теперь, оказавшись среди повстанцев, она начала думать иначе. Она выросла в городе в центральной Турции, и ей было трудно привыкнуть к жизни в диких условиях, в горах. Здесь нельзя было принять душ, и она скучала по своей обычной повседневной одежде.
Однажды Хевидар пришла в палатку к Топгидеру и сказала: «Я не могу так жить, я не могу больше этого терпеть!» — потом она села к маленькому дровяному очагу, который поддерживал в палатке тепло, и заплакала, — «Такая жизнь слишком тяжела для меня…»
Это был не первый раз, когда Топгидер, старый командир, сталкивался с подобной проблемой. Новобранцы, особенно вроде Хевидар, которые прибывали зимой, когда бои прекращались, а условия жизни ухудшались, часто испытывали тоску и неудовлетворённость. Некоторые хотели уйти. «[Люди] романтизировали партизанскую жизнь, основываясь на прочитанных книгах и просмотренных фильмах, — писал Топгидер, — но реальность была совсем иной. Жизнь была тяжёлой».
Все командиры боролись с проблемой, что делать с повстанцами, которые хотели уйти. Простого ответа не было. Бойцов, возвращающихся домой, могли схватить и принудить дать информацию о том, где располагались их отряды и какие деревни им помогали. Или же они могли рассказать всё сами – чтобы избежать тюремного срока. «Каждый раз, когда кто-то убегал, наши схроны обнаруживали [солдаты]… а тех, кто помогал нам в деревнях, арестовывали», — рассказывал Топгидер.
По этой причине, — а также потому, что идеология РПК не позволяла никому отказываться от борьбы, — повстанцам редко позволяли покинуть организацию. Топгидер постарался убедить девушку, что она привыкнет к такой жизни. Но она по-прежнему выглядела несчастной, и тогда он пообещал ей, что когда наступит весна и повстанцы вновь смогут передвигаться, он пошлёт её в город, чтобы она работала для РПК там. Она очень обрадовалась и успокоилась, и вскоре они уже просто непринуждённо разговаривали – «мы много болтали», — с теплотой писал Топгидер в своих воспоминаниях.
На время зимы повстанцы разбились на четыре небольшие группы и разместились в густо покрытой лесом долине примерно в часе ходьбы от турецкой военной базы. Это было не так опасно, как казалось. Тесно стоящие деревья предоставляли естественное укрытие, а огромный слой снега снижал вероятность того, что солдаты будут отходить далеко от своей базы, до минимума.
Бойцы Топгидера поставили большие палатки – три для мужчин и одну для женщин. Жилища были сделаны из толстых капроновых тентов, укреплённых тонкими деревянными шестами. Обогревались шатры дровяными очагами. Целыми днями партизаны очищали палатки от снега, собирали хворост и дрова, пекли хлеб, ходили за водой и проводили политические занятия. Ночами они собирались в одной палатке и развлекали друг друга песнями, театральными номерами и историями. Дороги, заваленные снегом, и непроходимые горы Гарзан порой создавали чувство, что они остались одни на всём свете.
«В этой узкой долине мир состоял из 30 человек в 4 палатках, — писал Топгидер, — в каком-то смысле мы забывали о врагах, а они – о нас».
Повстанцам, сражавшимся в Турции, редко была доступна роскошь получить время на отдых и на то, чтобы завязать близкие взаимоотношения. Постоянная борьба за то, чтобы обеспечить необходимые ресурсы, безопасные временные базы, планирование атак и защиты от турецких нападений, оставляли мало сил для чего-либо ещё. Кроме того, повстанцы постоянно приходили и уходили – они разделялись на малые группы для передислокации и операций, их отправляли в другие части региона, чтобы доставить сообщения или оставляли где-либо, чтобы они организовали снабжение едой или одеждой – а ещё они погибали, часто и неожиданно, в боях или несчастных случаях. Однако в зимние месяцы, когда боевые действия почти полностью останавливались, жизнь входила в монотонное рутинное русло, которое неожиданно давало возможность для того, чтобы завести дружбу или что-то большее.
Топгидер начал обращать внимание на Хевидар, которая и сама как будто была внимательна к нему. «На политических занятиях мы часто смотрели друг на друга, — писал Топгидер, — если мы встречались, то останавливались и разговаривали».
Хевидар адаптировалась к партизанской жизни и теперь была полна энергии и энтузиазма. Она с готовностью участвовала в походах в близлежащие деревни за продовольствием и проворно пробиралась по засыпанным снегом тропам. Её энтузиазм передавался и Топгидеру.
Главной задачей часового было поддерживать огонь в очагах. Если очаг потухал, моментально становилось очень холодно. Когда Хевидар была часовым, она обычно вызывалась поддерживать огонь в палатке, где ночевал Топгидер. Если он не спал, она отставляла своё оружие и садилась рядом с ним. Если же спал, то она с шумом клала хворост в очаг, пока он не просыпался. Их беседы не уходили далеко от обычных тем политики и войны, однако Топгидер был уверен, что они пытаются сказать друг другу что-то ещё.
«То, как мы разговаривали, и то, как мы смотрели друг на друга, были совершенно разные вещи, — рассказывал Топгидер, — возможно, между нами начались эмоциональные отношения, я не могу утверждать это с уверенностью. У меня внутри было смешанное чувство любви и сочувствия».
Любовь была известным явлением в РПК, однако для партии она была запрещённой и опасной роскошью. Бойцы должны были быть всегда на чеку, а любовь мешала этой задаче. «Чувства размягчали нас, они уносили нас прочь от тяжких условий нашей жизни, — писал Хуссейн Топгидер, — враг был безжалостен, и мы всегда должны были сохранять бдительность».
Разумеется, любовь невозможно запретить. Однако близкие отношения между партизанами разного пола воспринимались с подозрением: даже повторное приветствие соратнику другого пола могло вызвать вопросы. Сексуальные связи не дозволялись. Конечно, ходили слухи об исключениях из правил. Было известно наверняка, что некоторые высшие руководители (все они — мужчины) имели сексуальные отношения с женщинами в своих отрядах. Подобные слухи распространялись и об Оджалане.
Впрочем, все эти взаимоотношения держались втайне. Для любого командира слухи о сексуальных связях могли подорвать репутацию преданного и убеждённого кадра РПК.
Бывшая партизанка Невал говорила: «Иногда можно было слышать, что тот или иной мужчина имел сексуальную связь с девушкой, и на этом его карьера была окончена. Он терял уважение в коллективе».
Потеря уважения была не единственной проблемой. Сексуальные связи могли служить причиной для ареста и суда. Иногда наказанием была смерть.
«В ходу были истории, что людей арестовывали, некоторые из них были убиты (из-за любовных связей)», — рассказал один из бывших бойцов.
Казнь была крайней мерой наказания за любовь и секс, но это было средство сохранить своего рода границу между молодыми мужчинами и женщинами в РПК. До того, как вступить в ряды партизан, многие молодые люди не имели сексуального опыта. В курдском обществе разделяли юношей и девушек, если только они не были близкими родственниками. Девушка должна была хранить девственность до замужества. Теперь же парни и девушки сражались бок о бок и даже спали недалеко друг от друга в своих временных горных лагерях. Необходим был определённый моральный контроль. В противном случае не только возник бы хаос, но и курдские семьи никогда бы не позволили своим детям присоединиться к партии.
«Я думаю, с одной стороны, это и должно было быть запрещено, — призналась Батуфа, сама бывшая 15-летней девушкой из высшей школы на момент своего присоединения к РПК, — если бы это было не так, курды никогда бы не стали поддерживать партию. Даже за сказанное человеку другого пола слово «привет!» мог последовать арест.
Некоторые командиры занимали мягкую позицию, игнорируя отношения или вежливо предупреждая пары воздерживаться от физического контакта. Однако все стремились держать ситуацию под контролем. Теперь Топгидер, который раньше не раз делал выговор бойцам, которые были слишком близки друг к другу, сам оказался в такой ситуации. Однажды Хевидар показала ему свои фотографии до присоединения к РПК.
«Она была не дурна собой, — писал Топгидер таким тоном, словно он почти стыдился, — она выглядела очень симпатично в другой одежде».
На другой день Топгидер заметил, что на её одежде есть прорехи. Все партизаны носили одинаковые свободные зелёные шаровары и гимнастёрки, зимой добавляя к ним плотные платки и свитера. Он предложил ей взять новую одежду из запасов. «У нас было много одежды, наше хранилище было заплнено, — вспоминал Топгидер. Но Хевидар отмахнулась от предложение. «Ничего страшного, — ответила она, — я ко всему привыкла».
Топгидер не знал, что ему сказать. «Я не хотел, чтобы она носила ту старую одежду», — признаётся он. Однажды, когда она съела луковицу, чтобы восполнить витамин С, Топгидер предложил показать ей растения с менее резким запахом, также содержащие витамин С. В том мире это был один из немногих способов показать свою заботу.
На утро 55-го дня в их лагере в заснеженной долине Топгидер вышел из своей палатки, чтобы выкурить сигарету. Он заметил вертолёт, пролетающий над ними. В регионе, полном военных баз с засыпанными снегом дорогами, вертолёты не были редкостью. Однако этот завис над краем долины, словно сигнализируя кому-то. Внезапно из-за него вылетели два ударных вертолёта Кобра и устремились к лагерю РПК.
Кобры открыли огонь с воздуха, целясь в палатки. Топгидер, который не надел свой белый маскхалат перед тем, как выйти из палатки, застыл на месте, опасаясь, что любое движение может привлечь внимание врага. Вертолёты продолжали обстреливать долину и склоны холмов вокруг неё, отрезая пути к отступлению. Двое повстанцев подбежали к Топгидеру и показали ему жестом следовать за ними по наполовину скрытой узкой горной тропе. Она вела к вершине холма, где турецкие солдаты менее всего ожидали бы прячущегося противника. Когда мужчины начали трудный подъём, все повстанцы последовали их примеру. Достигнув вершины холма, они быстро вырыли ямы в снегу, надеясь укрыться в них.
Когда вертолёты, наконец, улетели, Топгидер пересчитал своих бойцов. Некоторых недоставало. В том числе Хевидар. Прошло ещё немного времени. Вернулись ещё двое бойцов, мужчина и женщина, а затем ещё один. «Какова ситуация?, — спросил Топгидер последнего прибывшего, — что произошло?» На лице бойца отразилось страдание: «Двое убиты… Хевидар и Чанда. Вертолёты обстреляли женскую палатку первой. Вероятно, они слишком поздно из неё выскочили».
Для скорби не было времени. Ударные вертолёты вновь появились в небесах и прочёсывали местность, забрасывая долину бомбами. На дворе был день, и прятаться было сложно. Бойцы рассеялись, условившись встретиться в одной из деревень, когда стемнеет. Один из вертолётов заметил Топгидера и открыл по нему огонь. Он вернулся на горную тропу и залёг в одном из узких мест. Когда турецкая авиация, наконец, улетела, Топгидер медленно поднялся. Несколько повстанцев, тем временем, вернулись в долину и собрали, что могли, в том числе винтовку Хевидар. Топгидер забрал её себе.
Топгидер никогда не говорил Хевидар, что влюблён в неё. Он едва ли признавался в этом самому себе. «Я не хотел говорить ей о моих чувствах, — красиво выводил синими чернилами Топгидер слова на нелинованных страницах своих незаконченных воспоминаний. «Любить это что-то красивое, но у нас не было другого выбора, кроме как адаптировать наши чувства и поведение к смерти и убийству. Иначе мы бы не смогли выжить».
Источник: Aliza Marcus. Blood and belief. The PKK and the Kurdish Fight for Independence. pp. 195 — 199.
Перевёл Дмитрий Петров для Hevale: революция в Курдистане.