Воспроизводство нового крестьянства в Турции

Авторы статьи — М. Озтюрк, Й. Йонгерден, Э. Хилтон — представили объёмную и убедительную картину изменения структуры турецкого общества в аспекте изменений в аграрном секторе. Хотя отдельные тезисы авторов «сельский труд основан на балансе человека и природы» являются дискуссионными, собранные ими данные и добросовестный анализ будут очень ценны для всех, кто интересуется темой крестьянства, аграрного сектора и общества в целом. Представляем фрагмент статьи «Воспроизводство нового крестьянства в Турции».

3. Раскрестьянивание и сопротивление в Турции

3.1. Раскрестьянивание

Раскрестьянивание тесно связано с общим переходом хозяйственной жизни в более производительные городские сектора экономики и, таким образом, – с экономическим ростом. По этим причинам деаграризация является частью долгосрочной государственной политики, что, в случае с Турцией, было обозначено в седьмом пятилетнем плане развития страны (1995 год):

«В то время как доля сельского хозяйства в ВНП в 1990 году составляла 17.5 %, с тех пор она упала до 15 %. Тем не менее, доля гражданской рабочей силы в сельском хозяйстве все ещё высока: 45%. Несмотря на то, что важность сельского хозяйства для экономики падает, у значительной доли населения оно по-прежнему является основным источником существования» (DPT, 1995: 57).

Поскольку основной массой жителей деревни являются крестьяне, проиллюстрировать масштаб раскрестьянивания проще всего на основе данных об абсолютном и относительном сокращении сельского населения. Как видно из графика № 1, оно составляло три четверти населения Турции в 1950-е и 1960-е, и с тех пор его доля постоянно сокращалась. Начиная примерно с 1980 года, достигнув 25 миллионов, оно начало сокращаться и в абсолютном исчислении. Во время экономического кризиса 1990х годов абсолютное падение остановилось и даже начался небольшой рост; однако после 2000 года численность сельского населения стала падать еще более быстрыми темпами, чем в 1980е. Из этой периодизации видно, насколько тесно раскрестьянивание было связано с неолиберализмом, последним витком модернизации (см. Öztürk, 2012: 139ff).

Крестьянское хозяйство основано на равновесии между человеком и природой (а не на их эксплуатации). Благодаря усилиям, направленным на поддержание этого равновесия, возникает определенная социо-культурная структура.  Вымывание основ этой структуры, иллюстрированное приведенной выше статистикой, происходит несколькими взаимосвязанными процессами. Рассмотрим шесть таких процессов.

Первый из них, и наиболее значимый — утрата контроля над землей. Вначале крестьянин сдает в аренду часть своей земли (сегодня больше четверти общей площади обрабатываемой земли в Турции арендуется), а потом продает ее. Некоторые из обезземеленных крестьян уходят в города и обращаются к несельскохозяйственному труду, что также разлагает структуру сельского общества.

Новые технологии также размывают общественную основу села. Чем больше необходимый объем капитальных вложений, тем сложнее фермерам контролировать свои средства производства. Покупка сельскохозяйственного оборудования и предназначенных к разведению животных, необходимых для поддержания производительности хозяйства, очень часто заставляет крестьянина влезть в долги, что, в свою очередь, делает их особенно зависимыми от колебаний цен и погоды. К примеру, в юго-восточной Турции засуха 2008-09 года привела к удорожанию корма для скота. По словам представителей сельскохозяйственного управления ила Мардин, «из-за засухи фермеры не могли расплатиться с долгами и стали продавать свою землю, так что число семей, продавших землю, выросло» [1].

Третий процесс, ведущий к разложению села — постепенная утеря традиционных знаний, связанных с производством сельскохозяйственных инструментов, выращиванием семян, использованием естественных удобрений, воспроизводством ресурсов и приготовлением пищи. По мере того, как поступающая из внешних источников информация заменяет собой локальное знание, крестьяне забывают многие имевшиеся у них раньше навыки, а их культура теряет характерную для нее автономию и попадает в зависимость от внешних структур, за которыми в подавляющем большинстве случаев стоит капитал. Здесь сливаются второй и третий процессы, размывающие село: необходимость платить за технику и знание в сочетании с другими денежными тратами заставляет обращаться к внешним источникам средств, то есть выходить за пределы натурального экономического цикла крестьянского хозяйства, в котором все доходы имеют неденежную форму. Это усугубляется сокращением дешевого кредита, который ранее предоставлял государственный сельскохозяйственный банк (Ziraat Bankası).

Невыгодное соотношение цен на продукты сельского хозяйства и городских видов деятельности также вымывает основы сельской жизни. Опережающий рост цен на услуги и промышленные товары по сравнению с ростом цен на продукты сельского труда означает сокращение доходов и увеличение расходов в бюджете деревенского хозяйства. В конечном итоге это приводит к оттоку рабочей силы из деревни. На графике № 2 видно, что вслед за изменениями соотношения цен в пользу города 1980е и 2000е каждый раз с некоторым отставанием следовало абсолютное сокращение сельского населения.

Изменения в сельскохозяйственном труде порождают пятый процесс, разлагающий село. Аренда тракторов и прочей техники для повышения конкурентоспособности делает часть работников избыточными в хозяйстве. Исчезает экономическая потребность в большом количестве детей и расширенной семье, благодаря чему ослабевают внутренние связи деревенского общества и возникает избыточное предложение труда. Эти работники либо не находят себе никакого применения (структурная, скрытая безработица), либо оказываются занятыми за пределами крестьянского хозяйства, что подразумевает их миграцию. Если в 1990е несельскохозяйственным трудом было занято 20-25% рабочей силы в деревне, то к концу 2000х эта доля составляла 40-50% (Öztürk, 2012: 149). Таким образом, деревенский мир теряет людей и силы. В сочетании с утерей традиционных форм хозяйствования и культур это означает, что экология крестьянского мира становится все более безжизненной. Житель одной из деревень северо-западной части черноморского региона сказал нам: “поля пустуют, работать здесь некому” [2].

Наконец, шестой процесс связан с новыми, часто не связанными с сельским хозяйством тратами, и соответствующей потребностью в доходах, не связанных с крестьянским трудом. В крестьянском хозяйстве рыночные товары начинают вытеснять сделанные самими крестьянами вещи (такие как одежда); рынок также приносит новые предметы, потребности в которых ранее не существовало (к примеру, стиральные машины). Все эти траты требуют дополнительных доходов.

Объем денежных средств, идущих из города в деревню, существенно возрос благодаря тратам государства на социальную защиту и пенсии, которые, в сущности, являются субсидированием деревни городом, происходящим за счет более высокой производительности городских секторов (промышленности и сферы услуг). Несмотря на это, без труда по найму в качестве источника средств для существования по-прежнему обойтись невозможно — как в сельском хозяйстве, так и за его пределами. Так, в 1990-2010 гг. доля работников сельского хозяйства, получавших заработную плату за свою работу, выросла в полтора раза. На основе наших исследований можно заключить, что примерно в двух из каждых пяти сельских домохозяйств по меньшей мере один человек работает по найму. Как правило, это люди, раньше не продававшие свой труд, взрослые мужчины, то есть вчерашнее крестьянство. Таким образом, среди крестьян действительно произошла пролетаризация, источники доходов деревенских жителей все в меньшей степени связаны с крестьянским трудом и располагаются все дальше от крестьянского мира.

На каждые три обследованных нами деревенских домохозяйства приходится два человека, ушедших в города, в основном из-за ‘финансовых трудностей’ и ‘нищеты’. В то же время из каждых пяти опрошенных нами городских мигрантов четверо сказали, что ушли из деревни, поскольку их хозяйство не могло обеспечить им ни нормального существования, ни достижения их жизненных целей. Здесь мы подходим к еще одному процессу, вымывающему социальные основы села: речь идет об уходе молодых членов крестьянских семей в города в поисках работы и самостоятельной жизни. В деревнях остаются пожилые и инвалиды, а большинство возвращающихся в деревню людей — пенсионеры. Для молодежи, в особенности для женщин, город и образование означают свободу. Треть опрошенных из молодого поколения сказали, что ушли в города ради “социальной среды”.  Кроме того, семьи молодых мигрантов приветствуют их уход из деревни, поскольку их образование и работа в городе дают возможность улучшения благосостояния семьи. Помимо этого, механизация сделала значительное число работников ненужными в хозяйстве, и в случае отсутствия в деревне другой работы по найму эти люди превращаются в лишних едоков.

В совокупности эти процессы ведут к общему постарению села, молодые семьи и их дети составляют всё меньшую долю населения, а пожилые – всё большую. В связи с этим нужно также упомянуть, что 90% сельских школ в Турции закрылись, а это, в свою очередь, еще в большей степени подтолкнуло молодежь к уходу из села. Этот эффект усугубляется напряженностью жизни в городе и высоким уровнем конкуренции, в особенности для мигрантов, пытающихся пробить себе дорогу. На этом фоне деревня превращается в прибежище  для тех, кто оказался слаб, кто не добился успеха, для пожилых и нетрудоспособных. Сельская жизнь, фундамент крестьянства как класса, размывается все новыми и новыми потоками модернизации, так что теперь от него остаются лишь островки. Но если бы мы закончили описание происходящих в деревне процессов на этом, картина осталась бы неполной.

3.2. Сопротивление

Население Турции на протяжении уже весьма длительного времени находится в движении: осваивает новые земли, мигрирует. Хотя вторжений на территорию этой страны в недавней истории не было, происходили выселения и этнические чистки  (см. Jongerden, 2007: 175ff). Благодаря всем этим процессам возникло множество разнообразных небольших поселений, состоящих из мелких крестьянских хозяйств. Значительное число этих поселений возникло сравнительно недавно благодаря модернизации общества. В конце XIX века заселение территории страны стало сравнительно проще благодаря тому, что армия стала жестче контролировать кочевые племена, надежнее стала охрана собственности, развитие железнодорожной сети позволяло связать заселяемые земли с существующими рынками; с этими процессами совпала миграция ofmuhacir – поселенцев из потерянных империей территорий (Hütteroth, 1974: 21-7). Распыление поселений и возникновение костяков новых деревушек было описано в исследовании Tunçdilek (1974: 51), где выделяются пять взаимосвязанных социальных и демографических факторов, лежащих в основе этих процессов. А в работе Zürcher (2004) делается попытка описать политическую экономию упадка распылённых мануфактур и перехода сельского населения к аграрному труду. Все эти тенденции были связаны воедино в Köymen (1935), где анатолийское сельское хозяйство предстало состоящим из множества небольших поселений и в основном свободным от гнета крупных землевладельцев.

На этапе модернизации и неолиберализма капитал стал проникать в деревню и в сельское хозяйство, преобразовывать их, подрывать их социокультурные основы. Он, однако, встречал сопротивление. Одной из трудностей на его пути стала сама среда сельской местности и ее топология. Климат в Турции чаще всего засушливый, а местность – гористая, поэтому реализовать эффект масштаба в сельском хозяйстве здесь не так просто.   Кроме того, в неолиберальный период норма прибыли стала достаточно низкой, поэтому, за исключением высокопроизводительных регионов на западе и на юге страны, сельское хозяйство было не слишком привлекательным для агробизнеса. В этих условиях оказалось возможным возникновение нового крестьянского нарратива, идущего на смену старому деревенскому обществу, вымываемому развитием рыночных отношений и миграцией крестьян в города. Этот новый нарратив свидетельствует о стойкости, динамизме и субъектности крестьян.

Первая доступная нам статистика землевладения в Турецкой Республике относится к 1938 году. Согласно ней, из общего количества хозяйств (около 2.5 миллионов) больше 99% были небольшими, меньше 50 гектар (TEG, n.d.: 134). Поразительно то, что такая ситуация не сильно поменялась за прошедшее с тех пор время. С одной стороны, начиная с 1950х гг. благодаря механизации стали набирать силу крупные фермы и сельскохозяйственные предприятия, а рост населения вызвал в 1970е годы расширение площади обрабатываемой земли; но одновременно росло и количество хозяйств — скорее всего, из-за роста населения и дробления хозяйств при наследовании. В результате средний размер хозяйства остался прежним. Когда же в 1980е годы началось сокращение численности сельского населения, вместе с ним сократилось и количество хозяйств, и площадь обрабатываемой земли. Опять-таки, средний размер хозяйства не изменился. Как видно из  таблицы № 3, в конце ХХ века общая площадь обрабатываемой земли и количество предприятий оставались примерно на уровне середины века, а следовательно, на том же уровне остался и средний размер предприятия.

Если мы будем рассматривать только мелкие хозяйства (меньше 10 гектар), то увидим, что их доля в общем количестве хозяйств оставалась примерно на одном уровне на протяжении всего рассматриваемого периода: после 84% в 1950 году эта цифра достигла наибольшего значения в 1970 (88.5%), в 2006 она составляла чуть меньше 80% (это последний год, по которому у нас есть такая статистика; подробнее см. таблицу № 4). Доля земли, обрабатываемой этими хозяйствами, сократилась, но не слишком сильно. Довольно резкое ее падение произошло между 2001 и 2006 годами (на одну пятую), тем не менее, она по-прежнему составляла одну треть от общей обрабатываемой земли, то есть немногим меньше уровня 1950 года. Кроме того, большая часть сокращения 2001-2006 годов пришлась на долю самых мелких хозяйств (меньше 5 гектар), и даже они все еще составляли больше половины общего числа сельскохозяйственных предприятий в Турции в 2006 году (подробнее об этом см. в Приложении).

Из статистики неолиберального периода в сельском хозяйстве (полтора десятилетия после 2000 года) сложно сделать однозначные выводы. По официальным данным, количество обрабатываемой земли выросло больше, чем на 20%, при этом число земельных участков осталось на прежнем уровне (см. График № 5). Накопление капитала и рационализация использования земли в теории должны были привести к сокращению числа хозяйств и их поляризации, но, по всей видимости, этого не произошло, хотя и расширился общий объем деятельности. Больше того, согласно статистике между 2001 и 2003 годами  численность хозяйств выросла неправдоподобно сильно – на 26-37%, достигла пикового значения 2.8 миллионов, после чего медленно сокращалась. Скорее всего, это фиктивный рост, обусловленный тем, что статистику собирает система учета фермеров (Çiftçi Kayıt Sistemi), которая одновременно обеспечивает субсидии, направленные на смягчение перехода к неолиберальной системе. Если издержки по регистрации (довольно значимые для мелких землевладельцев) перевешивают получаемую выгоду, то, очевидно, крестьяне регистрироваться не будут. Скорее всего, скачок 2001-2003 года обусловлен переходом фермеров на новую систему, а последующий спад их постепенным отказом от нее – поэтому общая площадь обрабатываемой земли не сократилась после 2003 года, так как крупные предприятия от субсидий (и, соответственно, регистрации) не отказываются [3]. Все эти данные указывают на общую стабильность численности крестьянских хозяйств.

Подводя итог можно сказать, что в последние десятилетия и, в особенности, после 2000 года, мелкое землевладение в Турции пережило определенный упадок. Тем не менее, участки размером меньше 10 гектар в 2006 году по-прежнему составляли четыре пятых всех хозяйств и занимали треть обрабатываемой земли, так что о господстве корпоративного землевладения говорить нельзя: в 2006 году только пятая часть земли принадлежала фермам, занимающим больше 50 гектар, даже меньше, чем в 1950 году – тогда им принадлежала одна четверть. На основе этих данных можно сделать вывод, что в начале нового столетия в Турции существовало около 2.5 миллионов хозяйств, занимающих меньше 10 гектар. Скорее всего, эта цифра не сильно уменьшилась с того времени.

В 2007 году синдикат Çiftçi Sen заявил, что каждые 50 секунд банкротилось новое сельскохозяйственное предприятие [4]. Тем не менее, замедление экономического роста Турции после начавшегося в США финансового и затем экономического кризиса 2007-08 годов, рост безработицы (достигающей сегодня больше 10%) и конкуренция на рынке труда со стороны мигрантов из Сирии (около 3 миллионов человек) в совокупности свели на нет привлекательность миграции в города. Помимо этого, соотношение цен на продукцию сельских и городских секторов остается стабильным. На протяжении последнего десятилетия рост цен на сельскохозяйственную продукцию не уступает по темпам росту потребительских цен (а также росту цен национальных производителей), по сравнению с 2006 годом они все выросли примерно в два раза. Это значит, что экономическое положение мелких землевладельцев не ухудшается.

Учитывая уже описанную стабильность численности мелких хозяйств на протяжении всего послевоенного периода, а также принимая во внимание некоторую миграцию и накопление капитала в деревне в последнее десятилетие, можно заключить, что общее количество мелких земельных участков сегодня составляет примерно два с четвертью миллиона. Далее, согласно нашим исследованиям на одно крестьянское хозяйство приходится в среднем 2.3 работника, а значит, общая численность работоспособного населения в деревне составляет 5 миллионов человек. Если же учесть неработающее население (детей, пожилых и проч.) и некоторые другие категории (например, временно отсутствующие члены семьи), общая численность крестьянства составляет больше 10 миллионов человек. Точную оценку, правда, дать сложно из-за временных колебаний и неточностей в определениях, к которым мы еще вернемся.

Наконец, к выводу о стабильности количества крестьянских хозяйств приводят также данные об обеспеченности тракторами. На данный момент их зарегистрировано около 1.8 миллионов, в то время как общая численность хозяйств в деревне составляет 2.8 миллионов. Если учесть, что на крупных фермах обычно используется несколько тракторов, то становится ясно, что треть, или половина, или еще большая часть хозяйств в стране не владеют ни одним трактором. Здесь играют роль многие факторы. Например, потребность в тракторах значительно ниже при разведении скота, чем при  выращивании культур. Кроме того, высокая стоимость тракторов делает их рискованным вложением для мелкого предприятия. Но даже с учетом всех этих факторов отсутствие основной формы механизации аграрного труда в таком большом количестве хозяйств говорит о низкой капиталоёмкости   сельского хозяйства и об относительно низкой потребности в механизации на небольших земельных участках. Иными словами, малая численность тракторов обусловлена высокой долей крестьянских хозяйств в общем количестве сельскохозяйственных предприятий, поскольку такие хозяйства берут чужие трактора в аренду, и лишь по мере надобности. Поэтому мы можем заключить, что крестьянство, несмотря на мощь разлагающих его сил, остается многочисленным и сохраняет способность к сопротивлению.

4. Новое крестьянство в Турции

Турецкому крестьянству удалось удержать в своих руках землю и избежать логики поляризации даже в период последнего, неолиберального натиска капитала и рыночных отношений. Произошло это благодаря возникновению экономики, основанной на интеграции рыночного и нерыночного хозяйственного цикла, так называемого “пути нового крестьянина” (Van der Ploeg, 2008, 2013), а также благодаря гибкости и многообразию форм семейной жизни и занятости (Öztürk et al., 2013). В совокупности это привело к сохранению традиционных устоев при одновременном развитии внешних источников дохода. Такие новые формы сельской жизни включают в себя расширение общинных отношений в новые сферы (Öztürk et al., 2014), размывают границу между селом и городом (Köymen, 1940), и проблематизируют саму категорию нового крестьянина. Эти изменения мы рассматриваем с точки зрения крестьянской субъектности, укорененной в традиционных практиках, развитии деревни и растущей мобильности.

4.1. Традиционные практики

Для крестьян по-прежнему остаются самоценностями их земля и хозяйство, независимо от их стоимости как капитала. Это соответствует тому, что мы называем общинной этикой. Повседневные практики проникнуты осознанием значимости земли и источников воды, возникающие в этих практиках социальные отношения, как правило, не разрываются до самой смерти, и поэтому собственность, лежащая в основе крестьянского хозяйства, считается неотчуждаемой. Это иллюстрирует, в частности, тот факт, что из покидающих деревни людей лишь каждый шестнадцатый продает какую-либо часть своей земли (хотя ее могут сдавать в аренду членам семьи) и каждый четвертый продает скот (если он есть). Это при том, что из деревень  люди уходят, будучи уже доведенными до отчаяния: больше половины мигрантов не имеют работы в том месте, куда они направляются, а три четверти не владеют там никаким жильем – как правило, свою новую жизнь они начинают в домах у друзей или родственников. Дом и участок земли, а также их положение в местной человеческой и естественной среде определяют крестьянство как категорию и являются центром, вокруг которого вращается весь его социальный опыт, материальный, эмоциональный и интеллектуальный. Крестьянское самосознание и жизненный цикл организуются вокруг унаследованного ими материального капитала и укорененного в нем чувства “дома”. Деятельность крестьян направлена на воспроизводство себя, своих жизненных условий, соседских и семейных связей. Хоть они и не несут уже прежней значимости, семья и деревня продолжают быть системами социальной защиты. Антропологически это можно наблюдать на традиционных местных церемониях, то есть на свадьбах, похоронах, религиозных праздниках, на которых люди из всей деревни (или части деревни) встречаются, ходят друг к другу в гости и всячески проявляют свою близость и включенность в общую жизнь. Крестьяне регулярно и часто ходят в дома к соседям, с единственной целью сходить в гости, при этом обычно приносят с собой подарки (как правило – овощи и фрукты), и благодаря этому происходит символическое воспроизводство социальных связей.

Еда, приготовленная от начала до конца в крестьянском хозяйстве, по-прежнему играет важную культурную и экономическую роль. Мы обнаружили, что больше половины хлеба и молочных продуктов, потребляемых жителями деревень в Турции, делается ими самими из продукции из собственных хозяйств. То же можно сказать о продуктах вроде солений или традиционной основы для супа тарханы. Мелкие землевладельцы очень редко зависят от рынка настолько, чтобы не иметь своего огорода, фруктовых деревьев, куриц, пчелиных ульев и т. д. Натуральное хозяйство дает лишь небольшую долю потребляемых новым крестьянством продуктов, но оно по-прежнему повсеместно распространено и считается крестьянами обязательным атрибутом их повседневности.

Традиционные крестьянские ценности воспроизводятся и при миграции в города. Четверо из каждых пяти мигрантов получают материальную помощь от своих деревенских родственников в форме еды, одежды и денег, а больше половины мигрантов позднее также оказывают ответную помощь, отправляя в деревню деньги и помогая организовать поддержку деревень через землячества и местные организации (например, занимающиеся лесовосстановлением). Сети взаимопомощи действуют и в случаях финансовых затруднений у крестьян: лишь одна треть предпочитает в такой ситуации обращаться за займом в банк, в то время как две пятых занимают у друзей и родственников или перебиваются иным способом. Еще четверть использует неформальные источники займов (сельскохозяйственные кредитные кооперативы, ростовщики) или продает часть своего хозяйства. Так, по словам одного фермера в Эгейском районе (mid-west), “когда у крестьян дела идут плохо, они продают своих животных”. В целом, наблюдается явное нежелание занимать деньги у капиталистических предприятий.

Одновременно с такого рода избеганием капиталистических форм воспроизводства труд семьи используется для освоения новых продуктов и новых рынков, тем самым обеспечивая дополнительный доход для крестьянского хозяйства. К примеру, это может происходить в форме покупки ресурсов для аграрного производства, например, модифицированных сортов семян или скота (например, голландских коров) для увеличения объемов товарного производства. Далее, создаются местные кооперативы для реализации сельскохозяйственной продукции в районных центрах или в городах; в создании таких кооперативов большую роль по-прежнему играет государство и муниципалитет. Кроме того, старые формы крестьянского труда используются в новых экономических нишах. К примеру, традиционные продукты, такие как местные сорта сыра или рыба, продаются на специализированных рынках – например, в ориентированные на туристов рестораны побережья Средиземного или Эгейского моря. Или создаются новые продукты – скажем, на рынках элитного потребления продаются новые сорта коктейльных вишен, помидоров (в особенности на юге страны) и оливок (в особенности на западе).

Здесь формы традиционной крестьянской экономики интегрируются в рынок, в результате чего возникает гибридное хозяйство, в котором цикл нетоварных ресурсов и продуктов соединяется циклом капитала и рынка (покупаемые и продаваемые товары). На основе этой новой, гибридной, формы возникают общественные отношения, которые связаны с капиталом, но не детерминированы им – например, отношение крестьян к среде и местным ресурсам. Эта гибридность появилась еще при модернизации турецкого сельского хозяйства в 1950е и 60е годы. Сегодня мы наблюдаем продолжение ее эволюции, в которой крестьянство находит все новые способы воспроизводиться в расширяющихся структурах капитала, при этом сохраняя свой старый образ жизни. Таким образом, в сегодняшнем положении крестьян есть определенная неоднозначность и противоречивость, которая отражена в развитии сельской местности.

4.2. Развитие сельской местности

Люди уходят в города не только под давлением нужды, но чтобы уйти от тяжести и монотонности деревенской жизни. В обоих случаях улучшение социо-экономической и культурной обстановки в деревне ослабляет стимулы крестьян к миграции. Как правило, это улучшение происходит за счет перекачивания добавленной стоимости из города (из неаграрных секторов), но иногда и за счет созданной в деревне стоимости, т. е. продажи аграрной продукции в городах. Как уже указывалось, ключевую роль здесь играет расширение социальной защиты и пенсий, а также денежные переводы от уехавших как в города, так и в другие страны. Среди эмигрантов особенно большую роль играет немецкая программа для иностранных рабочих, по которой уезжает уже второе и третье поколение работников.

Что касается денежных переводов из-за границы, они обеспечивались доходами эмигрантов из Турции, в особенности высокими по сравнению с доходами в сельской местности страны. В течение четверти века после 1960 года таких эмигрантов было полтора миллиона, и в основном это были бывшие деревенские жители; в первое десятилетие после 2000 года к ним добавился еще миллион человек (Talas, 1997: 194; Sarıtaş, 2011: 166). Значительная часть заработанных ими денег вернулась в Турцию в форме денежных переводов или с возвращением самих мигрантов и их потомства. В 2000е годы баланс миграции между Турцией и Европой стал положительным в пользу Турции, и этому сопутствовало увеличение движения капитала в этом же направлении. Как правило, те из мигрантов, кто возвращается домой, имеют весьма солидные банковские счета, средства с которых они вкладывают в своих деревнях — к примеру, помогают родственникам купить сельскохозяйственное оборудование или строят новый дом для себя на семейной земле, обновляя таким образом жилищный фонд крестьянства.

Еще один важный источник денежных доходов возникает благодаря усиливающейся капитализации сельского хозяйства, развитию агробизнеса и, как следствие, росту сельской занятости. Уровень сельскохозяйственных субсидий в Турции сейчас ниже, чем в США, Европе или Японии; при этом количество занятых в сельском хозяйстве работников выросло с примерно 4.6 миллионов в 2006 году до 5 миллионов в 2010 и 5.8 миллионов сегодня (то есть примерно на четверть за весь период). Общее количество трудового населения в Турции также выросло за этот период, поэтому доля занятых в сельском хозяйстве осталась на прежнем уровне (чуть более четверти). Такая дифференциация наемного труда позволяет деревенскому населению находить занятость, не мигрируя в города. Это еще один источник стабильности для крестьян и для сельской жизни.

Следует подчеркнуть, что этот эффект сильнее всего выражен в районах с развитым сельским хозяйством. Необходимо иметь ввиду, что, при общем опустошении в деревне, ситуация очень сильно варьирует от местности к местности: некоторые поселения почти целиком обезлюдели, в других жизнь не утихает. Если в некоторых частях страны крестьянство уничтожено практически полностью, то в большей части случаев ему удалось встроиться в новую экономику.

Пользующиеся возникшими возможностями крестьяне используют эти новые источники дохода для содержания своих жилищ и земельных участков, покупают товары и вкладываются в хозяйство, в образование детей, в несельскохозяйственные виды деятельности. К примеру, мы обнаружили, что в большинстве домохозяйств есть спутниковые антенны и почти во всех (больше 90%) есть стиральная машина. Что касается инфраструктуры, то, хоть государство и обеспечивает подачу воды, но на местном уровне ее распределение организуется крестьянами, либо они используют локальные источники воды. Электричество в деревнях начиная с 1970-80-х также предоставляется государством, но в последнее время к этому добавилось повсеместное использование солнечных батарей для горячей воды и отопления. Другие службы предоставляются силами местных сообществ или отдельных предпринимателей. Как правило, в каждой деревне есть магазин для ежедневных нужд и автобус во владении селян (по крайней мере летом).

Перевод М. Л. специально для Hevale: революция в Курдистане

Выходные данные оригинала: Öztürk, M., Journal of Rural Studies (2017), https://doi.org/10.1016/j.jrurstud.2017.10.009

[1]     ‘Çiftçiler kuraklıkta borçlarını ödeyemeyince topraklarını satıyorlar. Bu anlamda da topraksatan aile sayısı artıyor’ (Mardin Tarım İl Müdürlüğü).

[2]     ‘Tarlalar boş duruyor. İşleyecek kimse yok’ (Amasra, Bartın).

[3]     Субсидии для сельскохозяйственных культур (которые занимают больше 90 % обрабатываемой площади) сократились почти вполовину, с 16 лир на декар в 2001 году вплоть до 7, и сейчас они находятся на уровне 10 лир. Кроме того, произошедшее после 2003 года сокращение не согласуется со статистикой сельскохозяйственной занятости. Наконец, как мы поняли из разговора со специалистом из TÜİK, в работе системы учета фермеров много других  недостатков.

[4]     http://www.uzumsen.org/index.php?option=com_content&task=view&id=99&temid=27.